вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме, к треугольным домам,
вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,
освещенный луной и ее замечая одну.
гулкий топот копыт по застывшим холмам - это не с чем сравнить.
это ты там, внизу, вдоль оврагов ты вьешь свою нить,
там куда-то во тьму от дороги твоей обегает ручей,
где на склоне шуршит твоя быстрая тень по спине кирпичей.
ну и скачет же он по замерзшей траве, растворяясь впотьмах,
возникая вдали, освещенный луной, на бескрайних холмах,
мимо черных кустов, вдоль оврагов пустых, воздух бьет по лицу,
говоря сам с собой, растворяется в черном лесу.
вдоль оврагов пустых, мимо черных кустов не отыщется след,
даже если ты смел и вокруг твоих ног завивается свет,
все равно ты его никогда ни за что не сумеешь догнать,
кто там скачет в холмах, я хочу это знать,
я хочу это знать.
кто там скачет, кто мчится над хладною мглой, говорю,
одиноким лицом повернувшись к лесному царю -
обращаюсь к природе от лица треугольных домов,
кто там скачет один, освещенный царицей холмов.
но еловая готика русских равнин поглощает ответ,
из распахнутых окон бьет прекрасный рояль, разливается свет,
кто-то скачет в холмах, освещенный луной, возле самых небес
по застывшей траве мимо черных кустов. приближается лес.
между низких ветвей лошадиный сверкнет изумруд,
кто стоит на коленях в темноте у бобровых запруд,
кто глядит на себя, отраженного в черной воде,
тот вернулся к себе, кто скакал по холмам в темноте,
нет, не думай, что жизнь -- это замкнутый круг небылиц,
ибо сотни холмов -- поразительный круп кобылиц
на которых в ночи, но при свете луны, мимо сонных округ,
засыпая, во сне, мы стремительно мчимся на юг.
обращаясь к природе -- это всадники мчатся во тьму,
создавая свой мир по подобию вдруг своему
от бобровых запруд, от холодных костров пустырей
до громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.
все равно -- возвращенье, все равно, даже в ритме баллад
есть какой-то разбег, есть какой-то печальный возврат.
даже если творец на иконах своих не живет и не спит,
появляется вдруг сквозь еловый собор что-то вроде копыт.
ты мой лес и вода, кто обжедет, а кто, как сквозняк,
проникает в тебя, кто глаголит, а кто обиняк,
кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,
кто лежит в темноте, на песке, в леденящем ручье,
не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,
потому, что не жизнь, а другая какая-то боль
приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,
лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.
Иосиф Броский, 1962.
| poetry for today - Helxen , 23.09.2002 09:43 MSK |
