 |
Новогодняя история.
Дверь нехотя подалась, проскрипев по льду нижней кромкой. Из дома, чертыхаясь, вышел мужчина неопределенного между тридцатью и сорока годами возраста. Вид его был абсолютно характерным: он не следил за собой, давно поняв, что успеха у женщин не добьется. Эдакий покорно готовящийся к надвигающемуся старению интеллектуал. На плече висит видавшая виды сумка на пару объективов. Судя по тому, как она накрепко срослась не только с синей спортивной курткой мужчины, но и с его обликом в целом – это фотограф, а судя по сутулой усталости, скорей всего, не по призванию, а по привычке.
Дверь нехотя подалась, проскрипев по льду нижней кромкой. Выйдя в темноту по-питерски промозглого зимнего утра, фотограф поднял взгляд вверх, туда, где он так привык видеть низкий край тусклых облаков, и поймал на стекла пластиковых очков пару крупных снежинок. Завороженно и в то же время со злобой он долго смотрел на небо. Миллионы бессмысленных кристалликов, то ли миллионы смертей земных, то ли миллионы секунд счастья, которые ему так и не достались. Ну хоть сейчас, занеси мне сердце, завьюжь тоску!.. Привычно поправил ремень сумки и вышел из арки на улицу, поборовшись пару минут с входной дверью – не закрывалась.
Из приторной заснеженности двора он попал в слякоть тротуаров и брызги из-под колес грузовиков. Достал из правого кармана пачку постылого «LM», остановившись на углу, где-то с минуту искал зажигалку, потому что ненавидел обращаться к людям из-за мелочной просьбы. Он вообще предпочитал обходиться без их надоедливого общества, даже если сам разговор с окружающими длится секунды. Перешагивая через лужи, фотограф дошел до метро – надо было везти заказ в редакцию.
Из приторной заснеженности двора он попал в слякоть тротуаров и брызги из-под колес грузовиков. Проходя мимо одного из бесконечных дворов с чахлыми кустиками, направил объектив на картину: пара ребятишек, зло смеясь, пинает трехдневный собачий трупик. Бело-коричневый щенок, совсем как в детстве. Щелк-щелк. Хороший кадр. Рядом две мамаши оживленно обсуждали растущие цены и присматривали волнующимися наседками за своими карапузами, которые сидели в снегу в четком квадрате песочницы и играли хвостом этой самой собаки.
А в метро все было как всегда. Разве что карточка кончилась. Заходя на эскалатор, кинул по ободку перил скомканную бумажку из кармана, чтобы посмотреть, как она будет скакать вниз – пусть хоть что-то веселое случится. Бумажку поймала какая-то молодая девушка, вероятно, первокурсница, хотя кто их сейчас знает. Может оказаться, что и в восьмом классе учится. Поймала, повернула голову, чтобы проверить, кто кидается. Заметив приветливую улыбку, разочарованно отвернулась. Кому нужны старые извращенцы. Извращенцы… Да, в метро у него было постоянное ощущение, что вот-вот и съедет крыша. Первая женщина, которая какими-то необъяснимыми судьбами оказалась у него в постели, назвала его сумасшедшим. А он совсем не хотел таким показаться, просто смотрел на нее целый час, не отвечал ни на один ее вопрос. Потом она задремала, потом проснулась, оделась и ушла. Сумасшедший.
А в метро все было как всегда. Бабуськи вокруг с сумками, тетки с напомаженными губами, сантехники с кроссвордами – все куда-то едут, торопятся. На следующих перед мужчиной ступеньках, за меланхолично смотрящей вдаль пенсионеркой, сидел парень с девушкой на коленях. Парочка чрезвычайно занята собой, да до такой степени, что на девушке полностью расстегнулась кофточка и задернута юбка. Было не заметно, но абсолютно очевидно, что на ее любовнике снизу тоже особо одежды не было. На скорость? Сколько ехать вниз-то – минуты две? Хоть бы запахнулись… Никому вокруг нет до них дела. Как всегда. А для интересного кадра сойдет. Щелк.
Получилось поехать в первой же электричке – она оказалась на удивление полупустой. Фотограф сел так, чтобы наблюдать за красивой своей холеностью женщиной, которая расположилась напротив. На вид ей можно было дать лет тридцать восемь: чуть заметные морщинки вокруг глаз и губ и приобретенное умение подавать себя, как редкую драгоценность, давали о себе знать. Привычно нахохлившись за своей сумкой, он вдоволь насмотрелся на красавицу, один раз безразлично одарившую его презрительным взглядом. Да уж, не герой-любовник.
Получилось поехать в первой же электричке – она оказалась на удивление полупустой. Наискосок сидели два парня, о чем-то спорившие. До того довольно тихий разговор вдруг сорвался на крик. Один из них резким движением достал из кармана нож и пырнул второго в живот. Тот с беспомощным удивлением заглянул ему в глаза последний раз и с хрипом скатился с сиденья на заплеванный пол вагона. Крови было на первый взгляд немного, но она занятно перекатывалась, когда электричка наклонялась из стороны в сторону. На банке из-под джина, валяющейся рядом, тоже были капельки крови. Щелк. Никогда он джин не любил. Да и кому какое дело? Женщина деликатно подвинула острый носок сапога, чтобы не запачкаться. Как и все, он сошел на нужной станции, аккуратно перешагнув никого не интересующий труп.
Фотограф поднялся наверх в город и решил не ехать на маршрутке: десятку сэкономит, заодно успеет наконец подумать над названием материалов редакционного задания. Так ничего толком и не придумав, он дошел до редакции, чтобы сдать четвертую пленку заказа и забрать аванс. После доехал до ближайшего детдома, куда отдал все деньги. Наверняка был первым лет за десять, по крайней мере бухгалтерша принимала их с изумленно поднятой вверх нарисованной бровью. А ему все никак не давали покоя усмешки на лицах пацанов, бивших собаку. Его собаку?
Странно он себя чувствовал тридцатого декабря, слегка досадные события сегодняшнего дня тоже настроения не поднимали. Пусть хоть детишки отпразднуют новый год на его скромные сбережения. Весело – не весело, зато отголоски хоть какого-то чувства, чувства удовлетворения, грели его пропащую душу приятным теплом.
|
