прошу за котика ее. Хотите - читайте, не хотите - не читайте ; > Добавлю только,
что история эта таки имела место на самом деле.
Печальный конец кота Васьки
Ох, такое вам расскажу - в жисть не поверите. Да только вот все это
чистейшая правда, не брешу ни капельки, даром, что я собака. Это Васька кот
мастак приврать большой был... да вот только уже третий день как нет его на
земле нашей грешной, упокой господи... Я, конечно, сброд кошачий никогда
сильно не жаловал: важные, заносчивые, а как начнут песни орать гнусными
голосами, не знаешь, куда и деться... а завистливые, что жуть просто. Шутка
ли - за несчастный ошейник тихо проклянут и чего похуже, а все только потому,
что у тебя он серебряный, а у них из кожи обычной. Васька, правда, не такой
был... гонял я его, конечно, куды правды деть, ну да это ведь так, для порядку.
В целом зла на него не держал, да и нельзя было: он после того случая совсем
с ума сбрендил. Вначале чуть плащ где радужный завидит - так и несется следом,
язык высунув, что твой пес, фу ты ну ты, аж противно, карикатура такая. Дальше
- больше: и вовсе за кажным двуногим в плащике увиваться стал, абы только
женского полу. Конечно, он хоть умом и тронулся, но не совсем дураком был, за
молодежью зеленой не таскался: злые они. Нехорошие... Как возьмут первый раз в
руки мечик игрушечный, или ножик, или плеточку каку, и давай по городу шастать.
Возомнят себя воителями великими, а ведь кишка тонка на самом-то деле... вот и
истребляют вначале крыс целыми толпами, там за кошечек берутся, я, конечно, тут
с ними целиком и полностью солидарен, но ведь посмелее становятся - на нашего
брата переходят! И это при том, что собака - друг человека вроде бы как... ох,
недобрые они, трижды гав твою налево...
Словом, к чему я это все? ах, да, Васька, сердешный, упокой господи... Я ведь
своими глазами его кончину наблюдал, не приведи еще когда-нить такое увидеть,
бррр... А дело так было. Лежу я раз на солнышке на главной площади, кость грызу
брошенную, ан глядь - Васька идет. И морда у него загадочная-презагадочная,
такая бывает, когда он за ентими дылдами двуногими увивается. А меня разморило,
вставать лениво совсем, где уж тут гонять его. Дай, думаю, посмотрю, к кому это
он ластиться вздумал и что из этого всего выйдет. Гляжу, вот он, объект-то - и
как раньше не заметил? Эх, старость - не радость, совсем ослеп да нюх потерял.
Одета не бедно, однако и не броско, плащ темный, весь кровью заляпанный, в
правой руке осколок стекла какой-то, левую искалеченную к груди прижимает,
морда бледная, аж зеленая, только глазищи на ней глубокие, темные, сдается,
посмотрит - насквозь проест. Да только вот не смотрит ни на кого, стоит у
стенки и думу думает, ничего вокруг не замечает, хоть ты из пушек пали - крепко,
ох крепко задумалась. А Васька, даром что ей до той красавицы из его байки как
мне до неба, так об ейные сапоги и трется, мурчит да все вверх косо поглядывает.
Смотрю, выпрямилась, руку свою левую осмотрела внимательно и давай чего-то
колдовать. Раз десять одно и то же повторила, только тогда, гляжу, таки получше
выглядеть стала рука-то. Хреновая с нее колдунья, подумал я. Вон другие одно
слово скажут - и трупы оживают, и раны такие затягиваются в момент, что и
подумать страшно. Смотрю дальше - а ее тут словно осенило, лицо просветлело, и
Ваську нашего так и сверлит глазами. А тот и рад, еще больше об сапоги трется,
уже половину шерсти на них оставил. "Симпатяга ты мой", - она ему ласково так,
за ухом чешет, а сама уже вторую руку, вижу, для заклинания заносит... Щелк
пальцами - и, вот не сойти мне с этого места, если не той же магией триклятой
она бедолагу опутала, что когда-то та красотка зеленоглазая! С меня всю леность
как рукой сняло, жутко интересно стало - а чего ж на этот раз? Смотрю, топают,
родимые, прямиком к западным воротам. Ну, я за ними трусцой - любопытство
собачье разбирает, хоть тресни. А она тут возьми да пропади - да не так вовсе,
как маги себя заклятьем окружают, а просто в сторону шагнула и растворилась...
Один только хвост Васькин, вижу, между деревьями мелькает. Ну, я за ним. Пока
вдоль дорожки бежали, оно еще ничего. Только смотрю - к дереву огромному
подбежали, и Васька в ветвях исчез. Трижды гав твою налево, думаю, хорошо тебе,
кошачьему отродью, по деревьям лазать, а я? Ну да любопытство сильнее, кряхтя,
вскарабкался на нижнюю ветку, тут и след Васькин обнаружился. Прополз я на пузе
до конца ветки вслед за духом кошачьим (да и человечьим несло, видать, оба они
тут проскочили, только вот двуногую я почему-то в упор не видел), и
удивительная картина мне внизу открылась. Площадь огромная пустынная, руины
кругом, а прямо - храм. Огромный такой, золотой весь, вот такенный, ей-богу, не
брешу, даром что собака, отсохни мне хвост! А красивенный - аж дух захватывает!
Тут смотрю - не они ли это прямо к дверям чешут? Спрыгнул я с ветки - и
догонять. Прибегаю, язык высунув, а их уж и след простыл, и ворота в храм
открыты. Набрался я смелости - и потопал внутрь. Огляделся, смотрю - зал
огромный, весь в золоте, потолки лепные, украшения, здоровенное солнце золотое
в потолок вделано, по залу люди бритоголовые шастают в желтой одеже... а вот и
мои, стоят, родимые. И диво-дивное: висит в воздухе над самой землей странная
штуковина треугольная, светится мягко и вращается плавно так. Я когда-то раз
такую в городе видел. Не успел, правда, полюбоваться, вдруг какой-то шпендрик
ее как узрит - ох, что с ним стало! Запрыгал от радости, схватил и убежал
куда-то в направлении сгоревших руин. Так вот, висит такая штукенция тут, а
Васька мой, смотрю, встал на задние лапы, а передние к этой хрени так и тянет,
как зачарованный. Хвать ее! и вдруг каааак вспыхнет она ярким светом, я чуть не
ослеп, ей-богу, отсохни мне хвост, если брешу, даром что собака. А Ваську,
бедолагу, на тысячи мелких клочков разорвало и раскидало по всему залу, золотом
отделанному. Брррр! - врагу не пожелаю! Двуногая, видать, не ожидала такого
финала, выругалась смачно, как стражники ругаются, когда налакаются у Масона,
вздохнула тяжко, и давай снова о чем-то своем кумекать. Только я уже не смотрел,
чего она там делает, сам не помню, как на ветку взлетел, как обратно до города
добежал, да только упал я у ворот без сил, и зарекся отныне с двуногими какие
бы то ни было дела иметь. Нельзя им верить, никому и никогда. Сегодня кость
тебе бросят, а завтра из тебя варежки сошьют... или вот как Ваську несчастного,
упокой господи... сначала с ума сбрендят, а потом на мелкие кусочки, трижды
гав твою налево... Оххх, тяжела она, жисть собачья! Впрочем... кому сейчас
легко?
